[balth]

Я смог. Писал я долго и вдумчиво, постоянно что-то меняя и пытаясь подойти к задуманной концепции с других боков.
Я не очень доволен получившимся текстом, но так оно всегда и бывает.
Я не уверен в рейтинге. Кажется, все, что я пишу, в какой-то миг превращается в R. Тем не менее, мне не кажется, что нужно указывать рейтинг иной, чем есть в шапке.
На самом деле, этот текст должен был быть мини, но я не смог остановиться.
К концу второго куска текста я понял, что я понимаю Джека и страшно за него переживаю.
К концу текста я решил, что Джека я по-настоящему люблю и хочу любить.
А, ладно, хватит болтать.

Название: Три монетки для принца
Автор: Бальтамос
Фэндом: Сердца Пандоры
Персонажи: Джек (Безариус) и - красной нитью сквозь все повествование - Лэйси
Рейтинг: PG-13
Категория: джен
Жанр: драма
Состояние: закончен
Размер: миди
Дисклеймер: отказываюсь
Краткое содержание: За любовь всегда надо платить.
Предупреждение: намек на постельные отношения с обоими полами, намек на педофилию, намек на насилие, намек на жестокость
Примечание: 1. признаться честно, я понятия не имею, правильно писать Лэйси или Лейси, но не думаю, что это принципиально значимо.
2. помимо указанных персонажей присутствует несколько других, но я не считаю их особо важными в данном тексте, чтобы вносить в шапку.
3. нет, я не считаю Джека бездушным, беспринципным и жестоким - просто ему однажды не повезло.
4. рейтинг может показаться более высоким, чем указан в шапке.

2626

В детстве Джек не понимал стремления большинства людей хранить различные вещи. Мать вечно берегла какие-то сахарницы, деревянные дощечки с узорами из цветов и птиц и очень сильно плакала, когда что-то ломалось. Она говорила, что каждая вещь хранит память о каком-то важном событии и пригодится позже, в определенный момент своего существования. Джек пожимал плечами и не пробовал спорить.
Как-то однажды, незадолго до того, как сойти с ума, мать рассказала Джеку сказку про девочку, которой однажды удалось заполучить три волшебных ореха. Спустя даже несколько месяцев сложно было вспомнить детали сказки, хоть Джек и старался изо всех сил.
Тогда, вечером, мать достала из кувшина три золотые монетки и дала их Джеку. Ты же мальчик, сказала она, орешки пусть останутся для девочек, а у тебя будут монетки.
Самым первым, что хранил Джек с особенной бережливостью, стали именно эти монетки. Когда мать умерла, Джек прижимал руку к сердцу - грел монетки в пришитом на внутреннюю сторону рубахи кармане.

Первую монетку Джек потерял, когда у него забирали Лэйси.
Джек лежал на земле, вытирал пальцы о снег и думал, что этот миг можно считать завершением его жизни. Лэйси он знал считанные часы, но ему казалось, прошли целые годы.
Он ковырял снег и не хотел вставать. Пальцы дрожали, было страшно холодно, но это было гораздо лучше, чем встать и увидеть кровь вокруг. Джеку хотелось кричать и плакать, совсем как в детстве, но это бы не принесло никакой пользы. К тому же, Джек не был толком уверен, что его не вырвет, если он откроет рот.
Где-то далеко был слышен простой городской шум, а в голове Джека все крутилась мысль о том, что все теперь потеряло смысл. Он думал так после смерти матери, но в итоге оказалось, что можно совершенно спокойно жить на улице. Теперь, когда Лэйси растормошила его, Джек наивно подумал, что отныне она всегда будет рядом. Она, кажется, знала все на свете и прекрасно понимала этот мир - не то, что маленький и глупый Джек.
Кажется, Джек никогда так не восхищался кем-то, кроме Лэйси.
Джек поднялся, стараясь не смотреть вокруг. Кровь была даже здесь, прямо на том снегу, на котором лежал он сам, она замерзала на волосах и испачкала одежду.
Единственное, что осталось у Джека от Лэйси - это воспоминания и ее сережка. Последнюю он сунул в карман и обнаружил, что одна из монеток пропала. Джек с удивлением отметил, что это его нисколько не расстроило - мира и без того больше не существовало, так что там одна монета?
Джек выпрямился и пошел прочь от этого места.
Лужи крови уже начало присыпать снегом.

К вечеру вернулось желание есть: живот скрутило так сильно, что Джек обрадовался приближающейся смерти. В подворотне не оказалось одеяла, которое они с Лэйси забыли там, и Джек сидел прямо на холодных камнях. Он смотрел в небо, изредка смаргивая снежинки с ресниц, и сжимал сережку сквозь одежду.
А потом Джек вспомнил слова Лэйси о том, что ему не хватает решимости жить.
Все ее слова были истиной, и Джек не смел с ними спорить. Он, действительно, не мог ничего с собой поделать. Ему даже не хотелось существовать с мыслью, что Лэйси больше никогда не появится. Возможно, эти люди ее и вовсе убили.
Джек достал сережку и стал смотреть на нее.
Ему казалось, что Лэйси стоит здесь, в паре шагов от него, и напевает ту самую песню.
И вдруг Джек понял, что Лэйси бросила ее не просто так. Он весь задрожал, испугавшись собственной смелости и появившемуся боевому духу, что едва не выронил сережку. Джек думал о том, что, возможно, если он приложит все свои силы, то сможет найти Лэйси, где бы она ни была, хоть на том краю земли.
Джек нежно погладил сережку, побаюкал в ладони, а после приложил к мочке уха.
Было страшно больно, но Джек всегда верил, что клятва на крови самая верная.

Джек не удивился тому, что полная и простая даже на вид женщина без лишних слов сунула ему молоко и хлеб - мальчика, обляпанный кровью, у кого угодно без труда вызвал бы жалость. К тому же, Джек не мог наклонять голову из-за сильной боли в проколотом ухе, поэтому даже ходил как-то кособоко и очень осторожно.
Лэйси сказала: «Если хочешь есть - ешь».
Джек жадно вгрызался в хлеб, держа его грязными руками, и морщился, когда на зубах скрипел песок.
Нужно было делать что-то дальше – то, что могло помочь найти Лэйси.
Каждый день Джек тратил на то, чтобы раздобыть себе еду и узнать хоть какую-то малость о Баскервиллях. Он подбирал выброшенные газеты, но не было ни одной зацепки.

Джек продирался сквозь толпу; у него дрожали руки.
На площади давали представление: приехали бродячие актеры, которые ни разу не бывали в Сабрие, и скучающие горожане стояли кругом, рассматривая яркие одежды клоунов и факиров. То и дело раздавались восторженные ахи, аплодисменты, свит и смех.
Боясь передумать, Джек осторожно сунул руку в карман какого-то мужчины и нащупал кошелек. Лэйси сказала, что он может красть, когда будет в этом нуждаться, а у Джека уже два дня не было ни крошки во рту.
Мужчина, на вид достаточно молодой, хорошо одетый – богато одетый – обернулся, схватил Джека за руку и сильно дернул.
- Ах ты гаденыш! – прошипел он.
Джек испугался и попытался вырваться, но не смог. Мужчина вытащил его из толпы, подвел к ближайшему зданию и швырнул в стену. Камни больно врезались в тощую спину и, кажется, порвали единственную едва живую рубаху.
Незнакомец молчал; Джеку хотелось съежиться под его взглядом. Он не ожидал, что его так легко поймают на воровстве. Хоть Джек никогда ничего не крал, он был уверен, что делается это очень просто и большого ума не требует.
- Зачем тебе мои деньги? – спокойно спросил мужчина.
Он смотрел с некоторым презрением, в полумраке стараясь разглядеть лицо Джека. На мужчине была теплая шуба, и сыпавшийся с неба снег ему явно был нипочем.
- Есть хочу, - злобно откликнулся Джек.
Мужчина постоял немного, продолжая разглядывать грязные тряпки, надетые на Джека, его нечесаные волосы, синяки под глазами и перепачканные бог знает чем пальцы.
- Пойдем со мной, - сказал незнакомец после долгой паузы, - накормлю тебя, беспризорник.
Джек не видел смысла в том, чтобы отказываться – в конце концов, хуже его жизнь, чем была сейчас, стать точно не могла.
Он бы даже не очень расстроился, если бы незнакомец убил его в подвале собственного дома.

Лишать Джека жизни никто не стал. Мужчина задавал много вопросов и терпел отсутствие такта у собеседника. После ужина он не дал Джеку уйти – как, впрочем, и на следующее утро, и через день, и даже через неделю.
У мужчины было собственное небольшое поместье с огромным количеством гостевых комнат, служанками и даже кустами роз в саду, сейчас голых и усыпанных снегом. Джеку сразу же подобрали одежду, выделили собственную спальню и постоянно спрашивали, что желает молодой господин.
Джек не верил своему счастью и старался как можно реже попадаться мужчине на глаза – не хотелось, чтобы его вышвырнули из этого огромного поместья, прогретого до самого подвала, на улицу.
Он начал много читать. Джек буквально проглатывал все исторические книги, стремясь найти упоминание о Баскервиллях, а если находил, то забывал обо всем на свете.
Через месяц мужчина сказал Джеку, что он наконец-то стал похожим на человека. Он не говорил, почему удостоил живущего на улице мальчика таких благ, как собственная кровать, одежда и еда, и почему не требует ничего взамен.
Служанки полюбили Джека за красивую внешность и вечную угрюмость, которая в их глаза превращалась в таинственную задумчивость. Они вертелись вокруг, стараясь попасться на глаза, и всегда оставляли на тумбах букеты свежих роз, которые доставали неизвестно откуда.
Джек потерял счет времени; он жил в поместье и ощущал, что попал в пространство, из которого нет выхода. Все дни были одинаковы, и вскоре это начало приедаться и раздражать.
После очередного ужина с хозяином поместья Джек, шагая по темному коридору, сунул руку в карман и не нащупал ни одной монеты, что давным-давно дала ему мать. Он замер, задрожав всем телом, зажал рот рукой и прижался плечом к стене.
Его прекрасное детское прошлое покидало его, оставляя на месте лишь ту жизнь, в которой он существовал ради своей Лэйси.
Джек рассмеялся, а потом, успокоившись, пошел по коридору в обратную сторону.
Мужчина уже ложился спать, когда Джек, предварительно постучав, заглянул в его комнату.
- Ты что-то хотел? – спросил хозяин поместья.
- Да, - ответил Джек, запирая дверь за своей спиной, - отблагодарить вас.

Джека стали брать на балы. Служанки научили его танцевать и галантно обходиться с дамами. Кажется, они получили огромное удовольствие от общения с пытливым и схватывающим все на лету юношей. Его даже научили играть на нескольких музыкальных инструментах, с помощью которых он тут же старался воспроизвести песню Лэйси, и правильно пользоваться столовыми приборами.
Тем не менее, цветы на прикроватной тумбочке появляться перестали.
На приемах Джек блистал. Его господин расхваливал своего подопечного, рассказывал всем желающим, как нашел на улице умного мальчика и воспитал из него того, которого все видели сейчас. Джек вежливо улыбался, отвечал на все вопросы и остроумно шутил. Иногда он замечал, как кто-то перешептывался за его спиной, но не обращал на это никакого внимания.
- Вы слышали? – спросила однажды хозяйка бала.
- Что именно? – вежливо улыбнулся Джек, кружа женщину в танце; она была выше и старше него лет на двадцать.
- Бедняги Безариусы, - вздохнула женщина, сделав печальное лицо. – Экипаж перевернулся и упал прямо со скалы, когда они возвращались от Рейнсвортов.
Джек замер. Женщина попятилась, глядя на его страшно перекосившееся лицо.
- Они погибли? – хрипло спросил Джек, сжимая плечи дамы. – Они все погибли?
- Нет, отец семейства остался жив, - пролепетала женщина.
Джек выдохнул, потер лоб, извинился и продолжил танцевать, стараясь ничем не выдавать своего волнения. Он говорил, смеялся и рассыпался в комплиментах.
Богатые господа и дамы, кажется, весь вечер обсуждали трагедию, старательно обрисовывая ее и прибавляя к ней пикантных подробностей. Кто-то говорил, что лошадь взбрыкнула, кто-то – что умерла. Один господин даже уличил младших Безариусов в отвратительной содомистской связи, из-за чего из решили убить.
Джека трясло весь вечер.

Как только слуги покинули его спальню, Джек вскочил с постели и заметался по комнате. Лэйси ничего не говорила о том, что он должен делать в таких случаях. Совладав с собой, он все же лег спать.
Утром Джек проснулся совершенно больным: он был бледен, не мог ничего есть и ни с кем не говорил. Весь день он просидел в библиотеке, но не смог прочесть ни строчки.
Вечером хозяин поместья ушел по делам, оповестив об этом своего воспитанника. Джек, почувствовав себя буквально умирающим, последовал за ним.
Он зашел за своим господином в бар, посидел за дальним столиком, надышался дыма и выпил вина. Джек следил за мужчиной, ступая след в след, обтирал жакетом стены, потому что то и дело спотыкался и едва не падал. Его тошнило, перед глазами все плыло и очень хотелось вернуться назад, но Джек уже все решил и не мог отступать.
Он понятия не имел, как у Лэйси все получалось так просто. Она говорила правильные вещи, улыбалась и, кажется, могла получить все, что ей только хотелось.
Лэйси могла делать все – и она это делала.
Джек же даже не смог нормально убить: он хотел завершить дело одним ударом ножа, но мужчина все смотрел и смотрел на него, хватая за руку и умоляя остановиться.
Лэйси убивала красиво и сама была невозможно красива, а Джек был ничтожен.
Он ушел далеко от того места, где бросил тело своего господина, к самой реке, отмылся и закопал нож в прибрежных камнях. Наконец-то Джек смог прийти в себя и всю дорогу домой смотрел на свои пальцы, не до конца веря в то, что совершил, но чувствуя себя более живым и настоящим.
На похоронах через четыре дня Джек был бледен, и все гости выражали ему свои глубочайшие соболезнования.

К Безариусу он пришел едва ли не через год. Джек собирался с мыслями и не мог решить, как ему поступить, все откладывал момент, пока не испугался, что еще чуть-чуть – и будет слишком поздно.
Он появился у поместья Безариусов ранним утром и попросил разрешить беседу с хозяином дома.
Безариус казался очень старым. Он сидел в огромном кресле, глядя на Джека подернутыми дымкой зелеными глазами, сильно морщил лоб и изредка кашлял. Возможно, когда-то он был очень красив, но теперь осунулся, поседел и мало был похож на по-настоящему живого человека.
Тем не менее, мать не врала: сходство между ним и Джеком было.
Безариус узнал его с первого взгляда – вернее, принял за дальнего родственника. Заготовленную речь он слушал молча, разглядывал собеседника и мял в сухих узловатых пальцах платок.
Джек сильно волновался и, не выдержав вопросов старика о том, а не является ли Джек сыном Молли, его троюродной тетки, достал медальон с гербом дома, который прятал с момента встречи с Лэйси.
Безариус ахнул и будто помолодел на несколько лет.

Оказалось, что быть наследником не так-то просто. Джеку подсовывали различные бумажки, водили на деловые встречи и спешно обучали наукам. Он не спорил: надо – так надо.
Его отец часто извинялся за то, что бросил тогда Джека с матерью, а несколько раз даже рыдал, прижимая ладони сына к своему лицу.
Ни у кого не возникало сомнения в том, что кроткий и очень заботливый юноша пришел просто так, чтобы найти своего отца, а не с целью забрать последние деньги старика. Джек вел себя именно так, как полагалось сыну. Хотя, положа руку на сердце, Джек мог бы сказать, что снова ненавидит своего отца. Безариус заслуживал этой ненависти – спокойной, холодной и практически незаметной.
Когда старик почил, Джек вздохнул с облегчением. Он стал полноправным владельцем поместья и всех прилагающихся территорий. Безариусы не были богатыми, но Джек в этом и не нуждался. Единственное, что его действительно радовало – это то, что он наконец-то по-настоящему получил права вертеться в знатных кругах.

В одно из воскресений к нему пришла женщина. Его представили со всеми почестями, полагающимися знатным дамам. Герцогиня Миранда Барма была прекрасна, держалась холодно и сразу, без обиняков, сообщила, что презирает все семейство Безариусов – кроме Джека. Она держала бокал с красным вином, хорошо гармонировавшим с ее платьем, и грудным голосом рассказывала о своей семье.
Джек слышал, что Барма, жившие в соседней стране, страдали от войны и искали у кого-нибудь поддержки.
- Я знаю о вас все, Джек, - проговорила Миранда. – Даже то, что вы так отчаянно скрываете.
Джек улыбнулся и покачал головой. Миранда рассказывала только те факты, что были известны всем: что он не был законным наследником, что долго прожил на улице, после был подобран в недостаточно знатное поместье и только через много лет смог войти в семью Безариусов.
- Я хочу заручиться вашей поддержкой, - Миранда прищурилась. – Вы кажетесь мне здравомыслящим человеком, который способен всего добиться. Я не согласна с мнением брата, что этим Баскервиллям можно доверять.
Джек вскочил с места так резко, что уронил кресло.
- Что вы знаете о Баскервиллях? – сбивчиво прошептал он.
Герцогиня Барма улыбнулась. Ни она, ни Джек не сомневались, что единственный наследник Безариусов сделает все, что пожелают Барма.

Брат Миранды, Артур, смотрел на Джека с презрением – будто Безариусы, а не Барма пресмыкались перед всеми, моля о помощи.
Джек постоянно находился в обществе Миранды – даже ночью. Она относилась к нему с едва заметной теплотой, учила его бороться, давала читать книги, которые Джек в жизни не видывал. Каждый его день был насыщен событиями, от которых он бы с удовольствием отказался.
Миранда водила его ночью по улицам и показывала, как нужно убивать. Она делала это не так красиво, как Лэйси – вставляла кинжалы между ребер жертв, перерезала им горло. Убивая, Миранда говорила, как ни в чем не бывало, что Джеку когда-нибудь тоже предстоит проливать кровь, и он не должен бояться ни смерти, ни возмездия. Главное – поверить в себя.
- Когда-нибудь, - сказала Миранда как-то раз, вытирая кинжал о камзол мертвеца, - тебе предстоит убить большое количество людей.
Джек потребовал ответа, но Миранда только улыбнулась ярко накрашенными губами.

Вечером следующего дня Джек узнал, что Барма отправляются на прием к Баскервиллям – просто так, в качестве музыкантов.
Джек ворвался в спальню Миранды, рухнул на колени и до хрипоты умолял взять его с собой, не давая женщине ни слова. Она остановила его осторожными прикосновениями к волосам и пообещала исполнить просьбу.
- Что ты бережешь больше всего? – спросила Миранда, когда он успокоился.
Джек вспомнил про монетки, которые давным-давно растерял, про медальон Безариусов, про свою превратившуюся в ничто гордость…
В его голове звучала мелодия, услышанная им единожды, и Джек улыбнулся.
- Мою Лэйси.