Кто положил "железную деву" плашмя?
Совсем не про Демона с Матаисом. Вообще не из этой оперы.
Мне просто захотелось, скажем так.- Я считаю все свои поступки верхом идиотзима, - говорит он.
Она важно кивает, хотя сложно сказать, что на самом деле что-то слышит.
- Ну... почти все, - все-таки признается он. - За некоторые выходки я себя обожаю. Я, по-моему, прекрасен, когда выдыхаю дым в небо, морщусь после большого глотка алкоголя и смотрю снизу вверх. Жаль, что ты последнего не увидишь - такое зрелище! Так трогательно, так мило... Ну, мне так сказали.
Она отрывается от своих записей, смотрит сквозь него, никак не может сфокусировать зрение. Потом улыбается - вроде, понимаю, да, согласна со всем, что говоришь - и опять начинает что-то строчить, уделяя минимальное внимание всем раздражающим факторам.
- А так во мне, по большему счету, нет ничего оригинального, уникального или... нет, эксцентричное есть, - говорит он негромко, глядя в потолок. - Я не могу справиться со своими эмоциями, потому что когда-то совершенно случайно забылся и превратился из холодного человека в того, кто бросается из крайности в крайность. Кто же знал, что у меня даже все мысли будут на лице отражаться? Жаль только, что не все способны меня правильно понять. Обижаются на восхищение, смеются над нежностью, сволочи...
Он переходит на шепот, и она просто перестает его замечать.
И ему, в общем-то, это ее внимание и не нужно. Ему нужно говорить все, что хочется сказать кому-то близкому, услышать ответ и одновременно не дать сказать ни слова, чтобы нечаянно - совершенно случайно - не разочароваться в себе.
- Я ведь считаю себя великолепным. Да-да, я великолепен! Я иногда могу показать такую эмоцию, что все сходят от меня с ума. Раньше я этого не знал, но в последнее время мне так часто говорят о заинтересованности к моей персоне, что я даже хочу начать им всем верить.
Он замолкает и смотрит на нее, осознает, что она, может, слушает, вот только не слышит ни слова.
- Знаешь, мне так не хватает тепла и нежности, что уже хочется оттолкнуть всех подальше и остаться с самим собой, - жарко и совершенно откровенно шепчет он. - Так проще, разве нет? Если не будет тех людей, которых захочется оберегать, то ведь и все желания пропадут. Конечно, захочется кого-то близкого, дорогого и важного, но проще такое желание убить, чем те. Они такие странные! Я не думал, что мне свойственна нежность.
- Да-да... - задумчиво говорит она.
- Да... - повторяет он. - И я совсем не романтик, понимаешь? То, что я сейчас говорю - это не романтизм вовсе, это... ну, стриптиз души. Мне нравится это определение.
Она кивает со всей важностью, на которую только способна, и осторожно сжимает зубами кончик ручки, читая написанные ранее строки.
Он долго смотрит на нее, а потом отводит взгляд в сторону.
- И иногда так хочется совершить сентиментальный поступок и позвать кого-то из старых друзей, с которыми не общался уже несколько месяцев, позвать на чай и говорить о чем-то стороннем, что не касалось бы наших жизней. Но вместо этого я, конечно, иду к новым друзьям, сижу с ними часами, говоря о сторонних вещах, считаю их глупыми до идиотизма, раздражаюсь и ухожу. А ведь я считаю себя самим спокойствием! И хочу невозможного, вроде правильных ответов на самые странные из моих вопросов, причем таких, чтобы устраивали меня, понимаешь?
Она глубоко вздыхает и откладывает ручку.
- Да, я с тобой полностью согласна, - с уверенностью говорит она. - Может, кофе?
- Нет, не кофе... - морщится он и поднимается с дивана. - Прости, мне нужно идти.
- Проводить? - она приподнимается со стула, касаясь кончиками пальцев края стола.
- Нет, спасибо. Ты ведь совсем не любишь, когда я курю... Я лучше как-нибудь потом зайду.
Она садится на стул, когда он уходит из поля зрения, и пожимает плечами, когда закрывается дверь.
Наверное, она что-то упустила, вот только не хочет понимать, что именно.
Мне просто захотелось, скажем так.- Я считаю все свои поступки верхом идиотзима, - говорит он.
Она важно кивает, хотя сложно сказать, что на самом деле что-то слышит.
- Ну... почти все, - все-таки признается он. - За некоторые выходки я себя обожаю. Я, по-моему, прекрасен, когда выдыхаю дым в небо, морщусь после большого глотка алкоголя и смотрю снизу вверх. Жаль, что ты последнего не увидишь - такое зрелище! Так трогательно, так мило... Ну, мне так сказали.
Она отрывается от своих записей, смотрит сквозь него, никак не может сфокусировать зрение. Потом улыбается - вроде, понимаю, да, согласна со всем, что говоришь - и опять начинает что-то строчить, уделяя минимальное внимание всем раздражающим факторам.
- А так во мне, по большему счету, нет ничего оригинального, уникального или... нет, эксцентричное есть, - говорит он негромко, глядя в потолок. - Я не могу справиться со своими эмоциями, потому что когда-то совершенно случайно забылся и превратился из холодного человека в того, кто бросается из крайности в крайность. Кто же знал, что у меня даже все мысли будут на лице отражаться? Жаль только, что не все способны меня правильно понять. Обижаются на восхищение, смеются над нежностью, сволочи...
Он переходит на шепот, и она просто перестает его замечать.
И ему, в общем-то, это ее внимание и не нужно. Ему нужно говорить все, что хочется сказать кому-то близкому, услышать ответ и одновременно не дать сказать ни слова, чтобы нечаянно - совершенно случайно - не разочароваться в себе.
- Я ведь считаю себя великолепным. Да-да, я великолепен! Я иногда могу показать такую эмоцию, что все сходят от меня с ума. Раньше я этого не знал, но в последнее время мне так часто говорят о заинтересованности к моей персоне, что я даже хочу начать им всем верить.
Он замолкает и смотрит на нее, осознает, что она, может, слушает, вот только не слышит ни слова.
- Знаешь, мне так не хватает тепла и нежности, что уже хочется оттолкнуть всех подальше и остаться с самим собой, - жарко и совершенно откровенно шепчет он. - Так проще, разве нет? Если не будет тех людей, которых захочется оберегать, то ведь и все желания пропадут. Конечно, захочется кого-то близкого, дорогого и важного, но проще такое желание убить, чем те. Они такие странные! Я не думал, что мне свойственна нежность.
- Да-да... - задумчиво говорит она.
- Да... - повторяет он. - И я совсем не романтик, понимаешь? То, что я сейчас говорю - это не романтизм вовсе, это... ну, стриптиз души. Мне нравится это определение.
Она кивает со всей важностью, на которую только способна, и осторожно сжимает зубами кончик ручки, читая написанные ранее строки.
Он долго смотрит на нее, а потом отводит взгляд в сторону.
- И иногда так хочется совершить сентиментальный поступок и позвать кого-то из старых друзей, с которыми не общался уже несколько месяцев, позвать на чай и говорить о чем-то стороннем, что не касалось бы наших жизней. Но вместо этого я, конечно, иду к новым друзьям, сижу с ними часами, говоря о сторонних вещах, считаю их глупыми до идиотизма, раздражаюсь и ухожу. А ведь я считаю себя самим спокойствием! И хочу невозможного, вроде правильных ответов на самые странные из моих вопросов, причем таких, чтобы устраивали меня, понимаешь?
Она глубоко вздыхает и откладывает ручку.
- Да, я с тобой полностью согласна, - с уверенностью говорит она. - Может, кофе?
- Нет, не кофе... - морщится он и поднимается с дивана. - Прости, мне нужно идти.
- Проводить? - она приподнимается со стула, касаясь кончиками пальцев края стола.
- Нет, спасибо. Ты ведь совсем не любишь, когда я курю... Я лучше как-нибудь потом зайду.
Она садится на стул, когда он уходит из поля зрения, и пожимает плечами, когда закрывается дверь.
Наверное, она что-то упустила, вот только не хочет понимать, что именно.
@темы: сказка - ложь, да в ней намек, писания