Кто положил "железную деву" плашмя?
Вот кто-то чувствует свое тело, когда занимается всякими ништяками. Овау, йога! Овау, фитнес! Овау, танцы!
Овау, парты, полностью покрытые пылью и побелкой.
Овау, стулья, полностью покрытые пылью и побелкой.
Овау, окна, полностью покрытые пылью, побелкой и застарелой грязью.
Овау, весь пол опять в каком-то мусоре.
Да-да, я опять о своей новой классной работке.Сегодня все было так жестоко и беспощадно, что, когда я в районе семи часов присел в суши, я осознал, что жрать, конечно, хочется, но Я СИЖУ О БОГИ Я СИЖУ
Меня подняли в половину шестого, чтобы отправиться со мной на бесполезное дело. Когда оказалось, что ничего не выйдет, мать все равно попыталась меня продержать "ну еще полчасика, погоди". [лирическое отступление прамаму][Я очень долго и убедительно уговаривал себя, что у нас с ней хорошие отношения, что я ее вообще-то люблю, она славная, милая, иногда нелепая, всякое такое, но это работало только тогда, когда я был от нее на другом конце Москвы. И в очередной раз я убеждаюсь, что что-то у нас с ней не сложилось в какие-то мои годы, я повернул не туда, наверное, когда в шестом классе заорал на нее, что я буду дружить с Настей, она хорошая, мне все равно, чего там от меня хочет мать, и разревелся, а потом долго не понимал, почему же все так неправильно. Наверное, у нас просто слишком большая разница в мировоззрении, у нас разные идеалы, у нас все разное, она все преувеличивает и слишком любит драматизировать, слушает только тогда, когда я начинаю орать, а потом говорит: "Ну чего же ты сразу-то все так не объяснил? Вот теперь понятно".
Да, теперь действительно понятно, почему я уже вообще предпочитаю никому ничего объяснять, если это не что-то по-настоящему важное, и молча рулить все своими руками.
Я так устал с ней сраться, чуваки. Так устал, сил моих больше нет, у нас с ней не получается диалог на спокойных тонах больше часа, вот без шуток, потом всенепременно что-то поворачивает не туда.
Как я рад, что поступил, как я рад общаге.]
Потом я доехал до нужной мне станции метро, дохромал до колледжа, и тут началось стулья-столы-окна. Между делам я чем-то еще занимался, но оно выпилилось из головы. Сидел я трижды: когда мыл свой стул угадайте от чего, когда был педсовет и когда я пил йогурт и заполнял бумажки на изготовление зарплатной карты.
Педсовет был эпичен. Ко мне зашел завуч, приказал мне "бросать эту пыльную работу, совещание на втором этаже в двадцать пятом кабинете в десять". Я сидел на тумбочке, в очередной раз пытался смыть разводы от побелки со с преподского кресла, переспросил номер кабинета, а потом глянул на часы. Было 10:01. Я поднялся, вздохнул и вдруг встретил страшный человеческий организм на лестнице, он был един, он, состоящий из кучи преподов, спрашивал номер кабинета друг у друга и у меня, я вдруг стал частью этого организма. Это был какой-то сумасшедший слет, я впервые видел такую скорость передачи информации. А на педсовете меня начало вырубать, поэтому я ооочень медленно моргал, пока Председатель вещал важное, а я умудрялся это даже слушать и запоминать, а когда открывал глаза, видел, что широкоплечий Заюшкин постоянно оглядывается со своей первой парты первого ряда на мою последнюю третьего. Я очень хотел построить ему глазки, чтобы он потом повесил мне мои плакаты, но вовремя понял, что мужику и так тяжко, а строить глазки в моем состоянии вообще невозможно.
А потом, ближе к вечеру, два чувака, которые дали мне погонять швабру, проходили мимо моего кабинета, пока я намывал ученические стулья, предложили мне второй учительский стол и сделали охренительный уголок. Два стола все посолиднее, сказали они. Вы же точно хотите стол, только придержите этих ваших пушкиных, а то они падают, добавили они. Давайте мы еще компьютерный подвинем, так будет удобней с проектором работать, участливо предложили они.
Если они мне предложат что-то еще, я соглашусь тупо ради идеи.
Мне поставили комп и проектор, но так и не повесили сраные жалюзи. А еще у меня восемь цветов, я их зову фикусами и геранью, потому что последнюю сволочь моя аллергия узнает на ура. Конечно, герань теперь тусуется в конце кабинета, я ее ненавижу, но при ней делаю вид, что люблюнимагу. Почти все цветы дохлые, с их стороны это правильное решение, потому что в любом случае они у меня до зимы не доживут. Лучше сдохнуть быстро, чем медленно и под моими активными попытками стать садоводом года.
При встречах с Джигурдой у меня складывается впечатление, что он готов отвести меня в стороночку и потискать за щеки.
Завуч смотрит на меня взглядом "ну что, дрооочишь?"
Наташа заглядывает и говорит, что все жопа, и бодро ржет.
Историчка называет меня по имени-отчеству, говорит ласковым голосом и тоже предоставляет внезапные и удобные ништяки, вроде портретов писателей и открытой двери в кабинет на нашем этаже, где есть раковина.
Председатель все так же загадочен и суров, и я его все еще боюсь.
В моем кабинете тусуются самодельные плакаты какого-то оформителя-энтузиаста, который ваще огромный молодец. Еще есть репродукции всяких пейзажей, в основном внезапно британских, сделанные неким неизвестным русским художником, который оставлял сзади картин комментарии из разряда: "И это не сосна, это... дуб! Конечно, на дуб не похоже, но это правда он". Этому неизвестному хочется поцеловать пяточки, обнять и утащить в пещеру. Да и вообще. признаться, всяких приятных мелочей у меня в кабинете обитает очень много, сегодня вот я нашел два десятка книг Шолохова, долго матерился и восхищался, вчера глумливо ржал над Олесем Гончаром, Метерлинком и портретом Гроссмана, а потом еще выл над несколькими книгами Владимова и кого-то там еще из этих классных ребят.
Я люблю свой кабинет, он нежно-зеленый, как стены в психушке, а почти на всех стульях почему-то написано "Турок чмо" и "Лёлик".
В общем-то, все ащщщ, вот только овау тело.
Овау, парты, полностью покрытые пылью и побелкой.
Овау, стулья, полностью покрытые пылью и побелкой.
Овау, окна, полностью покрытые пылью, побелкой и застарелой грязью.
Овау, весь пол опять в каком-то мусоре.
Да-да, я опять о своей новой классной работке.Сегодня все было так жестоко и беспощадно, что, когда я в районе семи часов присел в суши, я осознал, что жрать, конечно, хочется, но Я СИЖУ О БОГИ Я СИЖУ
Меня подняли в половину шестого, чтобы отправиться со мной на бесполезное дело. Когда оказалось, что ничего не выйдет, мать все равно попыталась меня продержать "ну еще полчасика, погоди". [лирическое отступление прамаму][Я очень долго и убедительно уговаривал себя, что у нас с ней хорошие отношения, что я ее вообще-то люблю, она славная, милая, иногда нелепая, всякое такое, но это работало только тогда, когда я был от нее на другом конце Москвы. И в очередной раз я убеждаюсь, что что-то у нас с ней не сложилось в какие-то мои годы, я повернул не туда, наверное, когда в шестом классе заорал на нее, что я буду дружить с Настей, она хорошая, мне все равно, чего там от меня хочет мать, и разревелся, а потом долго не понимал, почему же все так неправильно. Наверное, у нас просто слишком большая разница в мировоззрении, у нас разные идеалы, у нас все разное, она все преувеличивает и слишком любит драматизировать, слушает только тогда, когда я начинаю орать, а потом говорит: "Ну чего же ты сразу-то все так не объяснил? Вот теперь понятно".
Да, теперь действительно понятно, почему я уже вообще предпочитаю никому ничего объяснять, если это не что-то по-настоящему важное, и молча рулить все своими руками.
Я так устал с ней сраться, чуваки. Так устал, сил моих больше нет, у нас с ней не получается диалог на спокойных тонах больше часа, вот без шуток, потом всенепременно что-то поворачивает не туда.
Как я рад, что поступил, как я рад общаге.]
Потом я доехал до нужной мне станции метро, дохромал до колледжа, и тут началось стулья-столы-окна. Между делам я чем-то еще занимался, но оно выпилилось из головы. Сидел я трижды: когда мыл свой стул угадайте от чего, когда был педсовет и когда я пил йогурт и заполнял бумажки на изготовление зарплатной карты.
Педсовет был эпичен. Ко мне зашел завуч, приказал мне "бросать эту пыльную работу, совещание на втором этаже в двадцать пятом кабинете в десять". Я сидел на тумбочке, в очередной раз пытался смыть разводы от побелки со с преподского кресла, переспросил номер кабинета, а потом глянул на часы. Было 10:01. Я поднялся, вздохнул и вдруг встретил страшный человеческий организм на лестнице, он был един, он, состоящий из кучи преподов, спрашивал номер кабинета друг у друга и у меня, я вдруг стал частью этого организма. Это был какой-то сумасшедший слет, я впервые видел такую скорость передачи информации. А на педсовете меня начало вырубать, поэтому я ооочень медленно моргал, пока Председатель вещал важное, а я умудрялся это даже слушать и запоминать, а когда открывал глаза, видел, что широкоплечий Заюшкин постоянно оглядывается со своей первой парты первого ряда на мою последнюю третьего. Я очень хотел построить ему глазки, чтобы он потом повесил мне мои плакаты, но вовремя понял, что мужику и так тяжко, а строить глазки в моем состоянии вообще невозможно.
А потом, ближе к вечеру, два чувака, которые дали мне погонять швабру, проходили мимо моего кабинета, пока я намывал ученические стулья, предложили мне второй учительский стол и сделали охренительный уголок. Два стола все посолиднее, сказали они. Вы же точно хотите стол, только придержите этих ваших пушкиных, а то они падают, добавили они. Давайте мы еще компьютерный подвинем, так будет удобней с проектором работать, участливо предложили они.
Если они мне предложат что-то еще, я соглашусь тупо ради идеи.
Мне поставили комп и проектор, но так и не повесили сраные жалюзи. А еще у меня восемь цветов, я их зову фикусами и геранью, потому что последнюю сволочь моя аллергия узнает на ура. Конечно, герань теперь тусуется в конце кабинета, я ее ненавижу, но при ней делаю вид, что люблюнимагу. Почти все цветы дохлые, с их стороны это правильное решение, потому что в любом случае они у меня до зимы не доживут. Лучше сдохнуть быстро, чем медленно и под моими активными попытками стать садоводом года.
При встречах с Джигурдой у меня складывается впечатление, что он готов отвести меня в стороночку и потискать за щеки.
Завуч смотрит на меня взглядом "ну что, дрооочишь?"
Наташа заглядывает и говорит, что все жопа, и бодро ржет.
Историчка называет меня по имени-отчеству, говорит ласковым голосом и тоже предоставляет внезапные и удобные ништяки, вроде портретов писателей и открытой двери в кабинет на нашем этаже, где есть раковина.
Председатель все так же загадочен и суров, и я его все еще боюсь.
В моем кабинете тусуются самодельные плакаты какого-то оформителя-энтузиаста, который ваще огромный молодец. Еще есть репродукции всяких пейзажей, в основном внезапно британских, сделанные неким неизвестным русским художником, который оставлял сзади картин комментарии из разряда: "И это не сосна, это... дуб! Конечно, на дуб не похоже, но это правда он". Этому неизвестному хочется поцеловать пяточки, обнять и утащить в пещеру. Да и вообще. признаться, всяких приятных мелочей у меня в кабинете обитает очень много, сегодня вот я нашел два десятка книг Шолохова, долго матерился и восхищался, вчера глумливо ржал над Олесем Гончаром, Метерлинком и портретом Гроссмана, а потом еще выл над несколькими книгами Владимова и кого-то там еще из этих классных ребят.
Я люблю свой кабинет, он нежно-зеленый, как стены в психушке, а почти на всех стульях почему-то написано "Турок чмо" и "Лёлик".
В общем-то, все ащщщ, вот только овау тело.
@темы: пара-пара-па-пааам!, керосина достаточно, милорд (ц), джигурдятник, училки лохи (ц)